Пророки криптовалют, часть 1: Монреаль, коикоин, Бутерин

Представляем вашему вниманию первую часть большой истории о биткоине, эфириуме и блокчейне, а также споре о том, смогут ли они изменить мир. Автор — Ник Паумгартен, оригинал опубликован в журнале The New Yorker.

Недавно я был в Монреале на криптовалютной конференции. Мой отель, расположенный на верхнем этаже большого здания в центре города, располагал садом с декоративным прудом, в котором обитали карпы кои. Однажды утром, сидя в этом саду с чашкой кофе и бейгелем, я увидел, как пара уток ела корм, который кто-то оставил для них возле пруда. Каждые несколько секунд они опускали клювы, чтобы попить, оставляя в воде остатки корма. Несколько карпов кормились этими остатками. Чем дольше я наблюдал, тем больше мне казалось, что утки специально кормят рыбу. Возможно ли такое? Я задал этот вопрос человеку, который тут работал. Он улыбнулся и сказал: «Нет, но это то, что я говорю своим детям».

Мой мозг мариновался всю ночь (хотя в целом это длилось уже более года) в тонкостях криптовалют и технологии блокчейн. Биткоин и другие криптовалюты стали глобальным увлечением, которое подпитывалось обещаниями о быстром обогащении. Глобальная денежная система, которая может уничтожить банки и правительства.

Кое-что я уже понял; многое мне только предстоит понять.

Итак, с монреальским бейгелем в руке я наблюдал за утками и кои. Допустим, корм — это криптовалюта. Назовём её коикоин. Могут ли утки быть майнерами? Каждый альткоин — совокупность всех криптовалют кроме биткоина (большинство из которых так или иначе становятся шикоинами) имеет свое собственное сообщество энтузиастов, поэтому вполне возможно, кои — это они. Коимьюнити. Человек, который оставил корм: он был бы создателем коикоина — нашим Сатоши Накамото. Да, протокол коикоина был сильным, и стимулы, как мы видим, тоже хорошо согласованы, но проект не прошел тест на неизменность, децентрализацию и конфиденциальность. Коикоин был шиткоином.

Несколько часов спустя я уже обедал в конференц-зале в другом отеле за одним столом с одними из самых уважаемых разработчиков в криптоиндустрии. Четверо из них были — исследователи в проекте блокчейн-платформы эфириума. Разработчики, по их же словам, работали над лучшей, более децентрализованной версией World Wide Web — Web-3.0, которая должна реализовать ранние утопические обещания интернета. Они хотят отобрать наши данные у Facebook, Google и всех этих новых олигархов из Кремниевой долины.

Один из них, 28-летний Влад Замфир (родился в Румынии, вырос в Оттаве, закончил университет Гвельфа), описывал разработчикам свою концепцию на планшете reMarkable. Вокруг него собрались остальные — это напоминало картину Рембранта «Урок анатомии доктора Тюльпа». Двум или трём людям за столом, которые явно не понимали суть его рассуждений, он искренне сказал: «Извините, что утомил вас своей математикой». Замфир — ведущий разработчик одной из реализаций обновления эфириума под названием Casper, которое в будущем должно сделать его более качественным и надёжным. «Это дерьмовая технология», — сказал Замфир в интервью журналисту два года назад. Биография Замфира в его Твиттере состоит из двух слов — «абсурдист, тролль».

Замфир показывал другим несколько уравнений, которые он разработал, чтобы решить одну из тысяч загадок. Оно представляло собой попытку оптимизации структуры стимулов для валидаторов в алгоритме консенсуса Proof-of-Stake. «Мы пытаемся построить здесь теорию игр», — говорит Замфир. Другие указывали ему на возможные недостатки. «Это не выглядит разумным, но математика работает», — отвечал Замфир. И это обобщало многое из того, с чем я столкнулся в криптомире.

Справа от него сидел Виталик Бутерин, соучредитель эфириума и «философ-король». 24-летний Бутерин посматривал на формулы Замфира в промежутках между меланхоличным взглядом в никуда и печатанием сообщений и твитов на своём телефоне. Он уже быстро изучил всё то, что придумал Замфир, но, по его мнению, работа велась немного не там, где нужно. «Когда модели становятся чрезмерно сложными, вероятно, хорошо бы иметь больше времени, чтобы попытаться упростить их», — сказал он мне позже.

Бутерин параллельно работал над другой версией Casper. Таким образом, он и Замфир сотрудничали и одновременно конкурировали друг с другом. Но, как мне показалось, в их оценке работы друг друга не было ничего личного.

Они впервые встретились на конференции в Торонто в 2014 году. Замфир был поражен Бутериным, которого он назвал «ходячим компьютером», и вскоре он присоединился к эфириуму в качестве исследователя. Теперь они хорошие друзья, которые встречаются в основном на конференциях и семинарах. Накануне они встретили друг друга в вестибюле отеля объятиями и быстро отошли в тихий угол для очередного обсуждения Proof-of-Stake. Всякий раз, когда Бутерин и Замфир встречаются, вокруг них собираются люди, чтобы подслушать эти разговоры. Но эти двое ничего не скрывают, обсуждая только проблемы и возможные решения, которые они предлагают друг другу.

***

Впервые я услышал слово эфириум в апреле 2017 года. Менеджер хедж-фонда на Манхэттене рассказал мне, что за последний год он заработал больше денег на торговле эфиром и другими криптовалютами, чем вообще когда-либо в старом хедж-фонде. Сумма была существенной (в фонде он стал миллиардером). Он употреблял кучу непонятных мне слов. Да, он упоминал биткоин, о котором я, конечно же, много слышал, но на самом деле не понимал (как и большинство людей моего возраста).

Рост цен на биткоин и бум ICO вызвали несоразмерное количество подобных историй и разговоров об этом новом виде денег, а также о технологии блокчейн, которая стояла за ней — она преподносилась либо как революционная, либо как бесполезная. Разговоры наполнялись кучей ранее неизвестных мне слов: шардинг, флиппинг, форжинг. Объяснение самого термина блокчейн стало целым жанром.

На смену головокружительному взлёту цен на криптовалюты в 2017 году пришло долгое безжалостное падение, которое со временем стало казаться опасным. Как и в случаях с рынками ценных бумаг и недвижимости, главным пострадавшими оказались ни в чём не повинные люди.

Время от времени титаны с Уолл-стрит озвучивали свое презрение к ним. Джейми Даймон, исполнительный директор J. P. Morgan, назвал криптовалюты «мошенничеством»; Уоррен Баффет назвал их «крысиным ядом в квадрате». Легионы скептиков и технофобов подхватывали подобные заявления, в то время как сторонники децентрализации активно инвестировали во время падения. Бутерин говорит:

Без сомнений, это хорошо — попытаться создать какой-то полностью параллельный мир, который полностью отделён от существующего. Он взаимодействует с остальным обществом, а его цель заключается в том, чтобы помочь улучшить главный мир, но мы находимся на другом пути.

Реализация таких амбиций в лучшем случае займет много лет и, вероятно, охватит несколько экономических и инвестиционных циклов. Однако Бутерину выгоды этого мира уже понятны.

Криптоиндустрии удалось сделать некоторые аспекты международной экономики более открытыми, тогда как политика движется в прямо противоположном направлении. Я убеждён в том, что это значимый вклад для всего мира.

***

Бутерин — поразительная фигура. Высокий и очень худой, с длинными, суетливыми пальцами и яркими голубыми глазами. Люди часто шутят о том, что он инопланетянин, но потом извиняются, потому что в нём есть мягкость, толерантность и умеренность, которая действует как встроенный упрёк для таких недоброжелательных замечаний. В тот первый день конференции в Монреале он сидел за столом, разложив перед собой несколько предметов: ручки, клейкие листки, телефон. Он избегал явного выражения эмоций, но, когда находил ответы на вопросы или утверждения приемлемыми, то щедро отмечал их своим согласием: «Да-да-да»; «Правильно, абсолютно»; «Да-да, точно». Аргументируемые замечания вызывали механическое «хм». Он, кажется, предугадывал ваш вопрос, но позволял вам закончить. Чувство юмора у него довольно ироничное.

Он сказал: «У меня определенно нет цели стать очередным CEO, которую преследуют многие в Кремниевой долине – положить на это все свои амбиции, как Марк Цукерберг». В тот день он был одет так же, как и накануне (и на следующий день): серая водолазка, чёрные спортивные штаны, кроссовки Adidas, бирюзовые носки. Он часто носит футболки с единорогами и радугами. Он любит ссылаться на Ламбо (Lamborghini) — главный трофей в криптомире — как на символ избыточного богатства, которое его не интересует. Хотя он продал четверть своих биткоинов и эфира задолго до прошлогоднего роста цен, он, как говорят, владеет криптовалютой ещё где-то на сто миллионов долларов. У него нет помощников. Большую часть своего времени он проводит в путешествиях по миру. «Недавно я уменьшил размер сумки от шестидесяти литров до сорока», — говорит Виталик. «Сорок — очень терпимо. Вы можете пройти с ней на пятнадцать километров». Adidas, по словам Бутерина, его единственная пара обуви. «Но вообще у меня есть ещё одна пара, которая лежит где-то в одном из тех многих мест, которые я называю домом». Это квартиры друзей, где он иногда спит — в Торонто, Сан-Франциско, Сингапуре, Шанхае, Тайбэе. Ему особенно нравится Восточная Азия (он свободно говорит на мандаринском китайском).

После Монреаля он поехал в Берлин, а затем — в Швейцарию. Его единственный настоящий дом — интернет. В какой-то момент я вспомнил о «форпосте» эфириума в Сан-Франциско, о котором где-то читал как об «операционной базе», но он отверг этот термин:

Дом. Операционная база. Чем больше изобретаете собственный стиль жизни, тем больше вы понимаете, что категории, которые были придуманы, в лучшем случае несовершенны для понимания мира, а в худшем — ненастоящие.

Я несколько месяцев пытался поговорить с Бутериным. В январе я обратился к его отцу, Дмитрию, который сообщил мне, что Виталик не заинтересован в интервью. Дмитрий сказал, что Виталик хочет сосредоточиться на исследованиях.

46-летний Дмитрий Бутерин родом из Грозного в Чечне. Он изучал информатику в Москве, а затем запустил связанный с финансами софтверный бизнес. Когда Виталику исполнилось шесть, он эмигрировал в Канаду. Дмитрий жил с Виталиком в Торонто; мать Виталика (финансовый аналитик) выбрала Эдмонтон. В три года Виталик получил старый компьютер, на котором стал баловаться с Excel. К десяти или одиннадцати он уже разрабатывал видеоигры. Его отец говорит:

Виталик был очень умным мальчиком. Это было непросто. Его разум всегда был чем-то занят. Ему было трудно общаться. Он почти не говорил, пока ему не исполнилось девять или десять. Я был обеспокоен, но в какой-то момент принял его таким каким он есть. Я просто дал ему свою любовь.

В 2011 году он показал Виталику концепцию биткоина. Дмитрий был убеждённым анархо-капиталистом. Для таких как он, особенно в те ранние дни, первая встреча с биткоином была похожа на религиозное прозрение — мощная концепция совершенно другого и, возможно, лучшего общественного уклада.

«Перед тем, как я узнал о биткоине, я с удовольствием играл в World of Warcraft», — говорит Виталик. Он уже тогда видел некоторые риски и внутреннюю несправедливость централизованных систем. Однажды он сказал журналисту: «Я рассматриваю всё, что связано с государственным регулированием или корпоративным контролем, как явное зло. И я предполагаю, что люди в этих заведениях похожи на Мистера Бёрнса, который сидит за своим столом и говорит: “Отлично. Как я могу навредить тысяче человек за это время?” Биткоин поменял правила игры. Но многое в том, что привлекло к нему, пряталось в изящности системы, изобретенной, казалось бы, каким-то изгоем-аутсайдером из ниоткуда. Он соответствовал мировоззрению о гибкой, безграничной, децентрализованной финансовой системе, которая недоступна правительствам и банкам, склонных к коррупции и самообогащению, или, по крайней мере, к искажениям стимулов. Если вы посмотрите на людей, которые участвовали в ранних стадиях проекта биткоина, на их биографии (если у них вообще были какие-то биографии), то они были в списках рассылок проектов с открытым исходным кодом — Linux, Mozilla, шифропанки. Я считаю очень важным то, что всего несколько тысяч похожих на меня людей смогли воссоздать этот фундаментальный социальный институт из ничего».

Источник

[ ОБСУДИТЬ НА ФОРУМЕ ]