Встречайте новую рубрику в наших социальных сетях – «Золотой фонд ForkLog». Натаниэль Поппер о деньгах, биткоине и борьбе между Кремниевой долиной и Уолл-стрит
Издаваемый Университетом Пенсильвании аналитический онлайн-журнал Knowledge@Wharton, недавно побеседовал с Натаниэлем Поппером, пишущим на бизнес-темы журналистом New York Times и автором известной в крипто-сообщество книги «Цифровое золото: нерассказанная история биткоина», чтобы больше узнать о появлении цифровой валюты и том, что ждёт её дальше. Поппер, в частности, рассказал, как Кремниевая Долина и Уолл-стрит сражаются за будущее блокчейна.
Ниже приведена сокращённая версия интервью.
Что вас привлекло в истории биткоина? И почему вы решили, что её важно рассказать?
Поппер: Впервые я написал о биткоине в New York Times в 2013 году. Мы выпустили статью с большим опозданием, поскольку совершенно не знали, что делать с этой темой. Большинство редакторов считали, что это модная штучка вроде Тамагочи, которая рано или поздно канет в лету, и потому можно не обращать на неё внимание.
Многие статьи, которые уже писали о биткоине, в основном касались технологии, которая была довольно сложной. Я же написал свою первую биткоин-историю о братьях Уинклвоссах и их криптовалютной заначке в $11 миллионов. Благодаря этому знакомству я смог задать некоторые и понять, почему биткоин в действительности что-то стоит. Я спросил: «Как именно вы владеете биткоинами? Что нужно сделать, чтобы их купить?». Самые основные вопросы, которые интересуют людей.
Всю следующую неделю статья была самой популярной в New York Times. Я по-прежнему думал, что биткоин — это безделица с короткой жизнью, но история заинтересовала читателей, и я понял: их внимание захватило нечто, связанное с фундаментальными вопросами денег.
Так что весь следующий год я писал о биткоине, а под конец мне начали писать литературные агенты и говорили, что история просто отличная. Я главным образом писал о людях, а не о технологиях. Я проникал в тему всё глубже и видел, что многие весьма серьёзные люди воспринимают биткоин точно так же серьёзно.
Мой коллега Эндрю Соркин как-то сказал: «Это же золотая лихорадка. История о людях. Ты обязан её рассказать. Ты же в самой гуще. Именно ты обязан рассказывать эту историю». Я пытался понять, почему эта идея так глубоко отозвалась в людях, и в конце концов решил, что вполне можно потратить год на попытку это понять. Большинство ведь думало поначалу, что это какая-то шутка. Даже те, кто разбирается в криптографии, думали, что вся эта затея, когда она только появилась, скоро провалится.
Два года биткоин вообще ничего не стоил. А теперь перенесёмся в наши дни. The Economist выдаёт центральную статью о блокчейне и о том, как он изменит все отрасли, где необходимо доверие. В каждом банке на Уолл-стрит есть рабочая группа по биткоину. Моей целью было понять, как биткоин прошёл путь от игрушки до того, к чему со всей серьёзностью относятся центральные банки и Уолл-стрит.
Многие, интересующиеся и разбирающиеся в биткоине, говорят, что сегодня он сродни интернету в 1994 году. Тогда все спрашивали: «Какое мне до этого дело? Электронная почта есть только у пяти миллионов человек. Почему это должно меня интересовать? У моих друзей нет имейла, мне это не нужно». Люди спорили, будет ли интернет средством общения или просто площадкой для публикации материалов. Развитие базовой инфраструктуры длилось долго, но как только всё было готово, интернет объединил всё: общение, медиа, издательское дело.
Это один из способов взглянуть на биткоин и блокчейн. Это не обязательно означает, что я убежден, что с биткоином всё будет точно так же. Но история биткоина действительно интересна, и то, чего он уже достиг, не может не поражать. У любой венчурной компании в Кремниевой долине сейчас есть инвестиции в биткоин или блокчейн.
Одна из самых интересных вещей в вашей книге — это рассказ о перетягивании каната между Кремниевой долиной и Уолл-стрит. В чём там вообще дело?
Поппер: Сперва в книжке идёт речь о ранних технологических попытках создания цифровых денег для противостояния Уолл-стрит. Часть этого происходила в хакерской тусовке. Криптопанки 1990-х хотели создать деньги, которые власти не смогут отследить по транзакциям с кредиток. Эксперименты в этой области привели, например, к DigiCash, которая, в конце концов, прогорела. С другой стороны, был PayPal, который поначалу был чем-то вроде биткоина. Они хотели создать финансовую систему за пределами контроля властей. В Аргентине, например, PayPal использовали для перевода денег в другую экономику, где, в отличие от местной, всё работало. Но в итоге все эти амбиции пошли прахом. Теперь это большая успешная компания. Но парни, которые её основали, Питер Тиль и Макс Левчин, иногда говорят об этом именно как о провале. Это теперь просто очередная платёжная система, которая работает так же, как Visa и American Express. Однако, часть их истории — это желание осуществить прорыв в существующей финансовой индустрии.
В Кремниевой долине никто не занимался финансами. Да, они осуществили прорывы в других областях, в том числе и в области СМИ. Однако финансы никого к себе не подпускали. Например, только банки могли хранить деньги, и только банки могли совершать транзакции. PayPal слегка попытался это поменять, но по факту он просто является межбанковским посредником. Поэтому центр силы сохранялся в районе Уолл-стрит, и там же были основные центры влияния в США. Но парни из PayPal постепенно дошли до биткоина. Питер Тиль или Марк Андреесен теперь говорят, что это единственный шанс нарушить гегемонию Уолл-стрит. Поэтому Кремниевая долина взялась за финансы — причём так, как прежде никто не делал. Там, в Долине, есть чувство уверенности и даже гордости, люди верят, что настал их звёздный час. Биткоин — не единственный инструмент в этом процессе. Но через него можно понять, как Кремниевая долина бросает вызов Уолл-стрит и создаёт децентрализованную сеть вроде интернета, которая может сокрушить мощную и централизованную финансовую индустрию.
А как на это отвечает Уолл-стрит?
Поппер: За минувший год на Уолл-стрит успели заинтересоваться этой технологией. Когда говорят, что биткоин был спроектирован для того, чтобы разрушить гегемонию Уолл-стрит и центральных банков, то в этом нет и тени иронии. Но теперь в биткоине больше всего заинтересованы именно они. Каждую неделю там проводят конференции по блокчейну. Спонсируют их Citigroup или Santander, присутствуют представители Банка Англии и ФРС.
Банки пытаются обуздать технологию, но необязательно очевидными способами. Например, они могут создавать собственные платёжные системы для моментальных трансферов. Сейчас для перевода требуется два-три дня. Банкам нужно это ускорить, и они думают, что блокчейн может им в этом помочь. Ещё о технологии говорят в контексте более сложных транзакций – например, бондов, акций и займов. Nasdaq, скажем, недавно сделали собственную систему с блокчейном. Они торгуют акциями закрытых компаний в своем личном блокчейне.
Что вы думаете о такой вещи, как доверие в системе?
Поппер: Говоря о доверии, важно отметить, что биткоин прошёл путь от момента, когда он не стоил ничего, и дошёл до точки, когда он представляет собой ценность. Как у него получилось создать этот сетевой эффект и обрасти пользователями? Изначально это получилось через небезызвестный Silk Road, сайт, на котором можно было купить и продать наркотики. Silk Road появился в 2011 году, когда биткоин почти ничего не стоил, и стал первым местом, где биткоин можно было использовать. Так было доказано, что биткоин работает.
В первые четыре месяца работы Silk Road цена биткоина поднялась с 50 центов до 30 долларов. Биткоин позволял делать то, что раньше было невозможным, например, отправить деньги в Амстердам, чтобы заплатить за героин. Транзакции проходили без перебоев, и никому не были нужны посредники. Это можно рассматривать как черную отметку в истории биткоина, но ведь люди думали: «Ух ты, кто-то отправляет 100 долларов в Амстердам кому-то, кого он не знает, и деньги каждый раз доходят!»
Это самое замечательное, что есть в биткоине. Транзакция между двумя не заслуживающими доверия людьми. Это именно то, что предлагает биткоин, и чего не могут предложить другие существующие системы.